Михаил Михайлович Каабак — д.м.н, профессор, хирург и трансплантолог, руководитель отдела трансплантации органов детям в ФГАУ
«НМИЦ здоровья детей» Минздрава России.
— Расскажите о вашем опыте, как вы пришли в профессию и почему решили специализироваться на работе с редкими пациентами?
— Когда я закончил в 1989 году с отличием педиатрический факультет второго Московского медицинского института, а после ординатуру по детской хирургии, в нашей стране наблюдалась серьезная потребность в специалистах по трансплантации почек у детей с нефрологическими патологиями. Поэтому я и выбрал данное направление для работы и в 24 года уже стал оперирующим хирургом.
Тридцать лет назад, в 90-е годы в Москве формировалось новое отделение трансплантации почки в Российской детской клинической больнице, и там я начал работать детским хирургом. Первые детские трансплантации были сделаны именно на базе данного медучреждения. Поэтому можно сказать, что я стоял у истоков формирования детской трансплантологии в России.
За все эти годы мало что поменялось. Специальность врача остается
условно востребованной и сильно зависит от общественных настроений. Нас то считают героями, то негодяями. С другой стороны, заинтересованности врачей в своей деятельности тоже мало. В медицину идут работать энтузиасты и точно не за заработком. Сегодняшнее развитие российской медицины вселяет надежду, что рано или поздно мы придем к тому, что изживем такой врожденный дефект нашего здравоохранения, как плохое образование врачей (сейчас все держится на чистом энтузиазме и самообразовании). Я глубоко убежден, что профессия врача обладает особой энергетикой. Не знаю, как бы сложилась судьба, если бы я не поступил на медицинский факультет, но, оглядываясь назад, в профессиональной жизни менять ничего бы не стал. Это мой путь, которому я следую.
— Какие актуальные, наболевшие вопросы сейчас есть в той области, которая касается ваших профессиональных интересов? И что требует их решения?
— У моей команды появилась возможность проводить уникальные нефрологические операции по трансплантации почки детям с весом менее
10 килограммов. В России больше никто из врачей этого не делает! Когда
перед пациентом и их близкими встает вопрос о трансплантации? Для
трансплантации почки есть два показания: почечная недостаточность, развившаяся вследствие тяжелого заболевания, либо врожденный нефротический синдром — порок развития мочевой системы, в результате которого ребенок теряет белок, перестает расти и в конечном счете умирает
от тромбоза крупных сосудов. Уникальность нашей работы заключается в использовании особых технологий, улучшающих результаты трансплантации, но у детей с маленьким весом они безальтернативные,
по крайней мере, в нашей стране. Если не вдаваться в детали, скажу так: можно добиваться хороших результатов трансплантации, улучшая состояние
первичного звена здравоохранения, как это происходит на Западе, а можно делать то, что делаем мы, то есть применять технологии, которые делают
судьбу ребенка с пересаженным органом малозависимым от состояния первичного звена. Оба пути хороши и правильны. Но небольшим коллективом улучшить первичное звено здравоохранения невозможно, необходимы общегосударственные усилия. А разрабатывать и успешно применять на практике технологии, которые делают ребенка менее уязвимым — в наших силах.
Выйти на серьезный уровень российской трансплантологии не удастся
до тех пор, пока у нас не будет создана единая современная служба органного донорства с оперативной связью и доставкой врачей и органов к реципиенту, мощной системой контроля и анализа результатов. Я оптимист и
верю, что мы к этому придем рано или поздно.
Если говорить о востребованности нашей работы, то количество детей
младшего возраста, которые ежегодно нуждаются в трансплантации почки,
составляет порядка 60 человек. Это немного и актуальность в данных операциях невысока. Например, если мы завтра перестанем работать, то в масштабах страны это скорее всего будет не заметно, как если никто не спасет порядка 60 детей… Однако современное общество устроено так, что не может смириться с гибелью тех членов, которые могут выжить, технологии для спасения которых существуют. Поэтому с этой точки зрения наша работа несет в себе большой гуманистический характер. И если смерть можно предотвратить, а страдания облегчить — общество этому радуется.
В трансплантологии есть важная проблема, и она заключается в недостаточной открытости отрасли, которая должна стать более прозрачной,
чтобы общество могло быть уверено в том, что дефицитные ресурсы тратятся справедливо. И тогда мы получим лучший отклик на наши запросы, например, если речь идет о посмертном донорстве. Есть мнение среди моих коллег, что россияне не готовы к развитию посмертного донорства. Я считаю, что проблема в системе. Необходимо адаптировать ее к тому, что
хочет общество, а оно хочет справедливости.
Законодательством в России разрешено посмертное донорство. Система посмертной трансплантации — это то, что должно объединять страну. Еще раз подчеркну, что проблема не в законах, а в общественной настороженности из-за недостаточной открытости трансплантационного процесса. Для того, чтобы решить это, мы разговариваем с коллегами, чиновниками разных уровней и пытаемся их убедить, что максимальная открытость позволит получать лучший отклик и в конечном итоге оказывать пациентам высокотехнологичную помощь в виде трансплантации почки. Мы боролись и будем бороться за наших пациентов! Благодаря особым технологиям в работе мы с моей командой получаем высокие отдаленные результаты трансплантации — они сравнимы с лучшими образцами, которые есть на Западе.
Исходя из нашей практики, средняя продолжительность работы пересаженной почки, если биоматериал взят от живого человека, достигает порядка 30 лет. Этого не хватит на всю жизнь, но вполне достаточно для того, чтобы ребенок вырос, получил образование, социализировался, а потом получил шанс на повторную трансплантацию или перешел на другой этап медикаментозного лечения с увеличением продолжительности работы пересаженного органа. Современные медикаментозные и инструментальные
медицинские технологии позволяют преодолевать практически все виды
несовместимости. И наши пациенты ведут такую же жизнь, как и их сверстники. Иначе в трансплантологии не было бы смысла.
Нам удается добиваться заметного улучшения качества жизни наших пациентов с помощью особой технологии, позволяющей снизить вероятность возможных осложнений (в первую очередь — проблему совместимости с донорским органом) и зависимость маленьких пациентов от препаратов и постоянного медицинского наблюдения. Эта технология заключается в применении за несколько недель до операции лекарств, которые особым образом модифицируют, т.е. перезагружают иммунитет ребенка. Это похоже на процесс, когда вы устанавливайте на компьютер новую программу и перезагружаете систему.
В условиях нашей страны с ее огромными расстояниями, очень разными возможностями в зависимости от региона и далеко не всегда высоким уровнем специалистов на местах, эта технология стала настоящим
спасением.
Еще один препарат позволяет почке легко пережить период, когда она
лишена кровообращения. В России мы пока пересаживаем органы только от взрослых доноров. Объем потребляемой крови у взрослой почки превышает возможности сердечно-сосудистой системы ребенка. У взрослых нормальный показатель артериального давления составляет 120 на 80, а у
младенца на операционном столе 70 на 40. Из-за низкого кровотока реперфузионная травма у ребенка особенно сильна, поэтому чужой орган отторгается иммунной системой. А применение наших технологий и препаратов по профилактике этого состояния помогает легче адаптироваться почке взрослого человека к тем возможностям кровоснабжения, которые может предоставить организм маленького ребенка. Поэтому наиболее ярким отличием, которое характеризует наши методы, является то, что мы беремся
за детей с очень маленьким весом и возрастом. Исходя из нашей практики пятилетняя приживаемость трансплантатов составляет 97%, т.е. за пять
лет мы теряем три пересаженных почки из 100. Это хорошие результаты. Сейчас пришла пора дать новый виток развитию детской трансплантологии
в России, нужно разрабатывать новые технологии и обучать этому других
специалистов.
— Какой совет вы бы дали пациентам с редким заболеванием, их родителям и своим коллегам?
— Внимательно изучать результаты и ориентироваться на эффективность новых методик. Информация об этом бывает спрятана в потоках публикаций на официальных источниках. Пациентам трудно самостоятельно плавать в этом информационном океане, поэтому существенную помощь оказывают пациентские организации.
Существуют разные методики лечения почечной недостаточности, необходимо изучать их эффективность в каждом конкретном случае. Я бы советовал людям не бояться! Не избегать прививок, даже если ребенок тяжело болен. Как бы это не казалось странно…
Коллегам я бы пожелал терпения. Не надо ждать быстрых результатов и ни в коем случае не рассчитывать на скорый финансовый успех в работе.
К сожалению, он приходит не всегда и не сразу. Слушайте свою совесть и
занимайтесь тем, что нужно вашим пациентам: тогда профессиональный успех к вам придет. Когда вы молоды — ищите хороших учителей. Я
благодарю судьбу за встречу с моим наставником — Валерием Ивановичем Шумаковым, врачом-трансплантологом, одним из основоположников
отечественной клинической трансплантологии, имя которого носит
Федеральный научный центр трансплантологии и искусственных органов
имени академика В. И. Шумакова. Он являлся научным руководителем двух
моих диссертаций. Это замечательный человек с очень непростой судьбой и ярким характером. Я думаю, что его с благодарностью вспоминают
многие мои коллеги и пациенты.
