— Мы все являемся носителями как минимум 5-10 мутаций, которые могут иметь клиническое значение, то есть могут в потомстве обусловить развитие наследственного заболевания. Скрининг на генетические заболевания новорожденных необходимо расширить минимум с пяти до 30 заболеваний. Это наша обязанность как социально ориентированного государства, — Сергей Куцев, главный внештатный специалист по медицинской генетике Минздрава России, директор «Медико-генетического научного центра», д.м.н., член-корреспондент РАН.
Сколько в России пациентов с генетическими заболеваниями? Существует ли регистр? Что делать пациентам с редкими диагнозами, которые нигде не учитываются?
— Распространенность генетических заболеваний в России в принципе не отличается от ситуации в европейских странах или США. По статистике, порядка 5% населения страдают врожденными или наследственными болезнями, которые могут проявиться как с момента рождения, так и в любом возрасте. Большая их часть относится к орфанным заболеваниям. Конечно, они имеют различную клиническую картину. Если мы говорим о тяжелых заболеваниях, то в России это порядка 400–500 тысяч пациентов. В нашей стране ведутся регистры редких больных на региональном и федеральном уровне в рамках «14 высокозатратных нозологий» и «24 высокозатратных нозологий». В последний внесено более 20 тысяч пациентов. Наследственных заболеваний по разным подсчетам, если мы говорим об устоявшихся, то их более четырех тысяч, всего орфанных заболеваний, включая болезни негенетической природы — более шести тысяч. По всем заболеваниям вести регистр невозможно, но по тем редким заболеваниям, которые являются частыми среди редких, конечно, они есть в регистре. По тем заболеваниям, которые не вошли в N 323-ФЗ «Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации» ведет регистр Ассоциация медицинских генетиков, это, например, муковисцидоз, миодистрофия Дюшенна, спинальная мышечная атрофия (СМА), болезнь Помпе. Регулярно мы получаем информацию о том, что зафиксировано некое состояние, которое мы относим к группе генетических заболеваний. Сегодня мы умеем их лечить, и далеко не всегда лечение эффективно, поэтому основное – это профилактика.
Вы наблюдаете в России всплеск генетических заболеваний?
— Нет. Количество пациентов с генетическими заболеваниями примерно одинаковое год от года. Если у нас сейчас стало больше пациентов, которые фигурируют с диагнозом наследственное заболевание, то это значит, что мы стали лучше выявлять редкие заболевания, в том числе у взрослых, и больше знать о наследственных болезнях; появились новые методы диагностики, такие как полногеномные методы исследований. Пациенты, которые были внесены в регистр еще в детском возрасте, благодаря ранней диагностике смогли вовремя начать патогенетическое лечение и достигли взрослого возраста. Когда раньше считалось, что то или иное заболевание не имеет генетической природы, то оказалось наоборот. Например, для запуска эпилепсии необходим очаг, то сейчас существует несколько сотен генов, мутации которых приводят к эпилепсии. Считалось, что миастения — это аутоиммунное нервно-мышечное заболевание, то сейчас выявлено большое количество миастенических синдромов, имеющих наследственную природу. Таким образом, постепенно меняется представление о ряде заболеваний.
Все ли пациенты с генетическим диагнозом могут получить точный диагноз и своевременное лечение? Если нет, какие барьеры стоят на пути к этому?
— В нашей стране есть все доступные на текущий момент виды диагностики наследственных заболеваний. Понятное дело, что не в каждом регионе. Оптимальная схема, когда диагностику, а также инициирование лечения осуществляют именно крупные или федеральные медицинские центры: у них больше опыта работы с редкими заболеваниями, да и с организационной и экономической точки зрения это гораздо выгоднее, чем открывать специализированные центры диагностики редких болезней в каждом регионе.
Поэтому мы, медико-генетический центр им. академика Н.П. Бочкова, можем поставить пациенту диагноз с любым известным науке генетическим заболеванием — это хромосомные болезни, генные и митохондриальные болезни.
Конечно, нередко бывают ситуации, когда мы не можем поставить диагноз, потому что мутация не обнаруживается. Это могут быть и новые заболевания. За последние полгода у нас описано и опубликовано в ведущих научных журналах три новых заболевания. Речь идет о наследственных заболеваниях нервной системы: о митохондриальных заболеваниях, причиной которых как оказалось является не геном митохондрии, а ядерный ген.
Сегодня на медицинскую генетику возлагают большие надежды, в том числе связанные с появлением новых диагностических технологий и эффективных препаратов, которые позволят совершить прорыв в лечении множества болезней. Но я хочу подчеркнуть, что в настоящее время речь идет об успехах генетики в лечении наследственных, онкологических, инфекционных и иммунопатологических болезней. Ежегодно описывается около сотни новых наследственных заболеваний.
Скорость постановки диагноза зависит от тех подходов, которые мы используем в работе. Один из самых важных способов – скрининг новорожденных. Он позволяет выявлять больных на доклинической стадии, назначить вовремя лекарственную терапию и избежать глубокой инвалидизации пациента. Если говорить о заболеваниях, которые диагностируются при появлении первых клинических симптомов, то здесь картина не такая оптимистичная.
Иногда пациенты идут к своему диагнозу десятилетиями. Это связано с тем, что практикующие врачи часто не полагают о том, что речь идет о редком заболевании. Например, болезнь Фабри. От появления первых симптомов до постановки диагноза проходит до 10 лет. При этом для таких пациентов существует патогенетическое лечение, и если поставить диагноз вовремя, то им можно действительно помочь. Поэтому важна система образования врачей, особенно если речь идет о нетипичном сочетании симптомов, необходимо подключать генетика к обследованию пациента.
Какова роль федерального центра генетики, который вы возглавляете?
— Это ведущий центр в России. На мой взгляд, порядка 90% диагнозов генетических заболеваний выставляются в стенах нашего центра. Это связано с тем, что у нас очень мощная команда клинических генетиков с очень большим опытом работы. Когда пациент приходит на прием к врачу, одновременно у нас принимают порядка 10 врачей-генетиков. У нас в команде есть врачи, которые специализируется, например, на офтальмогенетике, наследственных эндокринопатиях, и в тоже время ведут прием генетики общего профиля. Это позволяет нам сориентироваться в том, с чем мы столкнулись на приеме. Я бы так сказал: наш центр — это центр трудного диагноза. Второй важный момент, у нас мощная материально-техническая база: пять клинических лабораторий, которые используют современные методы для диагностики. В-третьих, когда возникают вопросы при выполнении диагностических исследований мы подключаем научные лаборатории. Например, при полногеномных исследованиях выявляется вариант, который мы не можем интерпретировать как однозначно патогенный, то биоматериал отправляем в лабораторию функциональной геномики. Специалисты в экспериментальном формате доказывают является ли мутация патогенной или же это вариант формы. Наличие трех вышеперечисленных компонентов обуславливает эффективность и прогрессивность работы нашего центра.
Что структурно из себя представляет медико-генетическая служба России? Что работает отлично, а что необходимо улучшить и какие ресурсы для этого необходимы.
— К сожалению, генетика в СССР, как известно, была объявлена лженаукой. Восстановление генетики началось в 1960-е годы, в 1969 году, был создан наш Институт медицинской генетики АМН СССР, преобразованный в 1990-е годы в Медико-генетический научный центр. С тех пор генетика активно развивается. Медико-генетическая служба в России двухуровневая: региональная и федеральная. На региональном уровне генетические консультационные центры открыты не в каждом учреждении здравоохранения. Обычно это одна консультация на субъект. Если мы говорим о втором уровне — федеральном, то существуют специализированные центры, которые занимаются медицинской генетикой: научный центр им. академика Н.П. Бочкова, НИИ медицинской генетики Томского, Санкт-Петербургский НИИ АГиР им. Д.О. Отта, и ряд других институтов, которые имеют такие подразделения.
Особенности бюджетного финансирования, кадровые и организационные проблемы привели к тому, что мы потеряли один промежуточный, но очень важный уровень, который был в советские годы, — межрегиональный. Сложно отправить на обследование пациента из одного региона в другой. Каждый регион заинтересован, чтобы деньги ОМС оставались в регионе.
К примеру, в 2018 году в Уфе был открыт Республиканский медико-генетический центр. Это мощное, самостоятельное учреждение. Работает более 200 специалистов, создано высококлассное клиническое подразделение, лабораторный комплекс практически не отличается от федерального. В команде есть специалисты узкого профиля по наследственным заболеваниям. На его создание было выделено порядка 400 млн рублей собственных региональных средств.
Как им это удалось? Развитие медико-генетической службы зависит от того, насколько понимают региональные власти и органы управления здравоохранением важность медико-генетической службы. Хотя гораздо дороже лечить и содержать пациента, нежели выявить больного человека на досимптоматической стадии и назначить эффективное лечение. Надеюсь, что к этому пониманию придут все наши государственные структуры.
Орфанные заболевания встречаются редко, и поэтому возникает дефицит специалистов, которые компетентны в диагностике и лечении таких пациентов. Чтобы правильно диагностировать одно из семи тысяч генетических заболеваний, врачу-генетику надо правильно собрать анамнез, правильно назначить молекулярно-генетическое исследование и интерпретировать его результаты, изучить базы данных. Врачи-генетики — это уникальные специалисты. Медико-генетические консультации в России в среднем укомплектованы на 30-40%. У нас работают хорошие центры в Краснодарском крае, Санкт-Петербурге, Свердловской области, Красноярском крае. И вот, напротив, в Омске остался один врач-генетик, в Карелии вообще ни одного врача-генетика.
Знаете какую фразу мне сказал в одном из регионов доктор: Мне надоело доказывать, что мы нужны! Безусловно, медико-генетическая консультация включает в себя очень много задач, но одна глобальная задача — профилактика врожденной и наследственной патологии. Например, в Башкортостане и Свердловской области открыты ЭКО-центры и в них осуществляется предимплантационная генетическая диагностика, если в семье есть наследственные заболевания.
В последнее время в публичном пространстве фигурирует надуманное убеждение, что генетика — это только пренатальная диагностика. Поэтому в некоторых регионах полноценные медико-генетические консультации ликвидируют: пренатальный скрининг переводят в Перинатальный центр, врачей-генетиков отправляют на прием в поликлинику, а специалистов лабораторий, которые занимались скринингом или молекулярной генетикой, переводят в клинико-диагностические лаборатории. Таким образом, служба начинает распадаться… То, что создавалось в 80-х годах в ряде регионов нашей страны, к сожалению, сейчас исчезает. В таком случае о профилактике здоровья населения говорить не приходится.
Как решать эту проблему?
— Региональные власти должны четко выполнять приказы Минздрава РФ по порядку оказания медицинской помощи больным с врожденными и наследственными заболеваниями. Как только я узнаю, что этого не происходит, я отправляю рекомендательные письма в адрес министра здравоохранения и главы региона. Где-то ситуация меняется, а где-то так и остается. В Псковской области вообще не было медико-генетической консультации, и сколько бы я не писал, как ее не было, так и нет. Говорят, что все выполняется, в Перинатальном центре идет скрининг, а дальше работы с пациентами нет: кто осуществляет лечение, мониторинг врожденных пороков… Вы знаете, у нас же умеют «отмалчиваться».
Отличается ли оказание помощи пациентам с редкими заболеваниями у нас в стране и за рубежом?
— В области диагностики и медико-генетического консультирования Россия находится на мировом уровне. Более того, я бы сказал, что наша медико-генетическая служба значительно более развита, чем во многих зарубежных странах. Например, результат генетического исследования в Европе или США можно ждать около года. У нас — в зависимости от сложности исследования от 7 дней до 4 месяцев. Наши молекулярные исследования бывают очень сложными. Во-вторых, ждать приема врача-генетика в Европе или США, а это, как мы понимаем, не скоропомощная ситуация, можно несколько месяцев. Кроме того, лабораторные исследования там зачастую платные, а у нас пациенты могут делать это за счет государственных средств.
Что касается системы оказания помощи пациентам, у которых мы выявили заболевания, в нашей стране не самая лучшая ситуация в мире, но и не самая худшая. Медицинская помощь и лекарственное обеспечение доступно в рамках ряда госпрограмм, о которых я уже выше говорил, включая высокотехнологичную медицинскую помощь и созданный в этом году государственный Фонд «Круг добра». На последнем я заострю внимание.
Фонд создан по инициативе Президента для поддержки детей с тяжелыми жизнеугрожающими и хроническими, в том числе орфанными заболеваниями. Важно, что фонд может приобретать лекарственные препараты, как зарегистрированные в России, так и нет, но уже доказавшие свою клиническую эффективность. Это важная и перспективная история. Мы надеемся, что закупки будут проходить быстро и пациенты с такими диагнозами, как СМА, миодистрофия Дюшенна, гипофосфатазия будут получать своевременную терапию. Недавно было принято решение о закупке таргетных препаратов для лечения детей с тяжелыми формами муковисцидоза. Детей с данным диагнозом в России насчитывается более трех тысяч, Фонд обеспечит дорогостоящими таргетными препаратами около 400 детей.
На мой взгляд, в работе Фонда есть один момент, который пока не решен. Его деятельность всегда будет финансироваться государством или же будет выбран другой системный подход. Второй вопрос: кто будет финансировать лечение тех детей, которые сейчас получают генетические препараты по линии Фонда, а потом повзрослеют? Пока решение такое: поскольку в основном в регистре состоит больше детей, то фонд берет на себя их лечение, а региональные бюджеты — лечение взрослых пациентов. Посмотрим как это будет работать. Пока есть четкое распоряжение Правительства РФ о том, что недопустимо сокращать уровень финансирования на орфанные заболевания в субъектах Российской Федерации.
Мне, как главному внештатному генетику Минздрава РФ, хотелось бы развития орфанных центров на межрегиональном уровне, которые бы имели качественные диагностические и лечебные возможности. Я подчеркну, создание не просто орфанных отделений, а именно многопрофильных учреждений, которые бы занимались орфанной патологией на базе областной больницы или НИИ. Генетические заболевания встречаются в практике врача любой специализации, поэтому доктора должны быть готовы к лечению орфанной патологии. Например, возьмем отделение неврологии среднестатической российской детской областной больницы. В штате должны быть врачи, которые прошли обучение по наследственным заболеваниям нервной системы: они должны заподозрить, знать куда направить пациента для диагностики, быть в курсе лечебных возможностей, и когда пациент после обследования в федеральном центре вернется в регион, то эти же врачи должны продолжить его наблюдать. Желательно, чтобы такая больница была хотя бы одна на федеральный округ. В Германии, например, 15 таких орфанных центров.
Да, для нашей страны очень актуальна проблема низкой настороженности врачей. Мы делаем все, что можем на своем уровне, в этом году мы открыли Институт высшего и дополнительного профессионального образования. К решению данной проблемы необходим комплексный подход, нельзя просто издать приказ и ждать его исполнения при отсутствии должного финансирования, кадровых и организационных проблем.
Какие краткосрочные и долгосрочные цели стоят у вас как у главного внештатного специалиста по медицинской генетике?
— Краткосрочная цель — расширение неонатального скрининга. В массовом обследовании новорожденных, я считаю мы уже катастрофически опаздываем. Мы должны внедрять обследования всех новорожденных на наследственные заболевания такие как аминоацидопатии, органические ацидурии и нарушения оскисления жирных кислот методом тандемной масс-спектрометрии, СМА и первичный иммунодефицит методами молекулярной генетики и др. Для всех этих заболеваний есть патогенетическое лечение. Оно очень эффективно, когда назначается в доклинической стадии. Это наша ближайшая перспектива.
Долгосрочная перспектива, чтобы в каждом субъекте России был медико-генетический центр, такой как в Республике Башкортостан, Санкт-Петербурге или Свердловской области. Тогда мы сможем говорить о масштабном прогрессе в работе медико-генетической службы России.
Неонатальный скрининг: есть ли необходимость и возможности для расширения панели заболеваний? Какие заболевания должны быть включены в расширенный скрининг в первую очередь?
— Массовое обследование новорожденных сейчас проходит достаточно организованно. Скрининг новорожденных появился в 90-х годах. Представьте какое было тяжелое экономическое положение в нашей стране и тем не менее финансирование было найдено. Я считаю, что в 90-е годы нам и вспомнить особо нечего по поводу развития здравоохранения, кроме как внедрения массового обследования новорожденных. На эти годы пришлись тысячи спасенных жизней детей от глубокой инвалидизации, умственной отсталости и т.д. Это огромное достижение.
В нашей стране в скрининг новорожденных включено пять заболеваний (фенилкетонурия, муковисцидоз, галактоземия, андреногенитальный синдром и врожденный гипотиреоз). На наш взгляд, перечень должен быть расширен, я уже говорил об этом выше. Это наша обязанность как социально ориентированного государства. Потому что невыявленные редкие заболевания нередко становятся причиной инвалидизации и смерти в младенческом и раннем детском возрасте. Если мы посмотрим на опыт зарубежных коллег, то увидим, что во многих европейских странах скрининг включает до 30 заболеваний, в некоторых штатах США, Канаде, Австралии — от 30 до 50.
Новая эра в неонатальном скрининге в России начнется с появлением тандемной масс-спектрометрии. Если данный метод внедрить, мы добьемся потрясающих результатов. В результате одного исследования маленькой капли крови, мы получим информацию о нескольких десятках метаболитов, которые могут нам подсказать диагноз. В отношении лечения у детей СМА — это очень перспективный подход. Мы тратим большие средства на их лечение, но они в большинстве своем глубоко инвалидизированы. Если бы данную патологию мы выявляли при рождении, а лечение начали в досимптоматической стадии, оно было бы гораздо эффективнее.
Безусловно, данный метод очень прогрессивный и эффективный. Для его внедрения нам необходимо создание межрегиональных медико-генетических окружных центров.
В каком случае и где можно сделать генетический тест при предположении на то или иное заболевание? Всегда ли нужно самому оплачивать этот тест? Какие программы диагностики редких заболеваний существуют в настоящее время? За какие тесты пациенту придется платить в любом случае, а какие можно сделать бесплатно?
— Все зависит от уровня развития медико-генетических консультационных центров в регионах. Если в регионе есть молекулярная лаборатория, лаборатория цитогенетики, то зачастую генетический тест проводится бесплатно за счет бюджета региона. Если таких лабораторий нет, или региональный бюджет не позволяет, то для этого есть федеральные центры. Мы, например, ежегодно бесплатно принимаем и обследуем 11 тысяч семей. Медико-генетическое консультирование пациента и исследования выполняются в формате step by step step (в пер. с англ. шаг за шагом). В ряде случаев это глубокие исследования с помощью секвенирования нового поколения и микроматричного анализа.
Бюджетом пациентам не оплачивается только полное геномное секвенирование. Весь геном исследуется в тех случаях, когда подозрение на что-то неизвестно науке. Данную диагностику пациенту могут оплатить фонды. Иногда нам удается наши собственные заработанные деньги потратить на такого рода исследования, поскольку они имеют большой научный интерес.
Но! Когда пациенты приходят в коммерческие медицинские структуры и им сразу предлагают полностью посмотреть геном — это огромная ошибка! Во-первых, полногеномное исследование далеко не все решает, так как не выявляет ряд изменений в генетическом аппарате. Во-вторых, клинические ситуации, которые могут требовать разрешения с помощью только данного метода диагностики — очень редки. Со всем справляются другие надежные специализированные методы. Секвенировать, конечно, лучше троих: папу, маму, ребенка, чтобы сравнить генетические данные и найти тот вариант, который является причиной заболевания.
Часто при постановке диагноза, связанного с генетическим профилем, пациент склонен винить своих родственников. Есть ли в этом смысл?
— Конечно, нет. Каждый человек обязательно является носителем нескольких мутантных аллелей. Мы все являемся носителями как минимум 5-10 мутаций, которые могут иметь клиническое значение, то есть могут в потомстве обусловить развитие наследственного заболевания. По другим расчетам – до 30 мутаций. Но в подавляющем большинстве случаев это редкие мутации, и вероятность того, что у, например, вступающих в брак есть мутации в одних и тех же генах, довольно низка.
Обследоваться нужно тогда, когда в семье есть диагностированные случаи наследственного заболевания. Нужно четко понимать, что это за наследственное заболевание, есть ли молекулярно-генетический диагноз, а не только клинический. Тогда близким родственникам есть смысл обследоваться на носительство данной мутации. Здоровым взрослым людям в этом смысла нет, ну если только обследоваться на частые из редких заболевания: СМА, фенилкетонурия, муковисцидоз.
Какие шаги можно предпринять, чтобы улучшить положение пациентов с редкими заболеваниями в нашей стране?
— Использование реальных достижений генной терапии. Наше настоящее: мы можем лечить СМА генотерапевтическим препаратами; проходит третья фаза исследований генотерапии по миодистрофии Дюшена, гемофилии А и B, и других заболеваний. В ближайшее время это может помочь большому количеству пациентов. Отдаленные перспективы — редактирование генома соматических клеток пациентов с наследственными заболеваниями, которые в перспективе позволят получить хороший клинический эффект. С помощью редактирования генома можно будет победить многие тяжелые заболевания, усилить естественную защиту человека от различных патогенов и сделать лечебную терапию безопаснее, в частности, не будет необходимости в заместительной ферментной терапии, особенно таргетной при лечении муковисцидоза. В России мы пока отстаем в области генной инженерии и биотехнологий, то есть не используем на практике возможность создавать генные конструкции для лечения пациентов, генно-клеточные технологии.
Генетика достигнет тех высот, чтобы дети рождались без наследственных заболеваний?
— Этого никогда не будет. Генетический аппарат характеризуется изменчивостью, и мутагенез в соматических и половых клетках — это постоянный процесс. Именно поэтому каждый человек является носителем мутантных аллелей. О чем я уже говорил. Не все варианты, которые есть в генетическом аппарате, мы можем интерпретировать клинически. Кроме того, мутации в определенном проценте случаев могут возникнуть в половых клетках спонтанно. Поэтому полностью избежать возникновения генетической патологии невозможно. Поэтому всем важно заботиться о генетическом здоровье нации.
Пользуясь случаем, мы хотели бы поблагодарить Вас лично за тот огромный вклад, который вы уже внесли в дело помощи пациентов с редкими заболеваниями. Каким образом вам удалось и удается сделать одновременно очень много нужных и важных вещей?
— Меня учили не оценивать свой собственный вклад и свои достижения. Меня учили двигаться дальше и достигать новых целей. Я не могу сказать, что я успеваю многое, наоборот я помню о том, что я не сделал.
Какими принципами работы руководствуетесь вы лично как доктор и руководитель?
— Самое главное — помнить, что за каждым твоим решением и поступком стоят жизни людей. Человеку, который много занимается административной работой, очень важно об этом не забывать. Я каждый день себе напоминаю, что все, что я делаю — делаю для пациентов, и я должен постараться. Эту же философию я прививаю своим коллегам.
Что пожелаете пациентам и коллегам?
— Терпения. Двигаться к достижению целей, которые стоят перед врачебным и пациентским сообществом уверенно, поступательно, непрерывно.
